Лейтенант Иващенко из посёлка Великий Гай

Тринадцать человек не вернулись к родному порогу небольшого посёлка Великий Гай Сытобудского сельского Совета. Они погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Несколько мужчин возвратились домой, пройдя все ужасы мировой бойни. Среди них и лейтенант Дмитрий Трофимович Иващенко.

Призвался он на действительную военную службу в 1939 году. В мире вовсю ощущался кисловатый запах пороха, было ясно, что большой войны в Европе не избежать, потому что мир давно уже треснул….

— Хоть обстановка в мире и была напряжённой, — вспоминал Дмитрий Трофимович, — о плохом думать не хотелось. Служил я на Кольском полуострове в морской береговой артиллерийской батарее. 22 июня 1941 года служба шла своим чередом, тем более, что за плечами у меня уже почти два года, отданных Родине. Вдруг… — Иващенко замолкает на минуту, создавая вокруг себя сильное напряжение, — боевая тревога… Весь полк собрался, и командир объявил о начале войны с немцами. Возникшее у меня сначала чувство было не страхом, даже не тревогой, а глубочайшей досадой. Вот тебе и раз… подумал я, только письмо из дома получил, родные радовались тому, что я еду в краткосрочный отпуск, а тут война… и по всему видать долгая, затяжная…

Как отступление хочу сказать, что, по словам самого Дмитрия Трофимовича, вдали от родных мест он всегда чувствовал себя немного потерянным. Место, где он жил, проникло в его сознание до мозга костей. После войны он ни разу не отлучался из родного посёлка надолго. Даже от путёвок, которые ему предлагали, всякий раз отказывался. Дом был для него душевной и житейской пристанью. Любовь к родной земле была у него непоколебима.

— Я мужик, — утверждал он, — из своей деревни никуда и никогда. Я крестьянин, как мой дед и прадед. Я просто не представляю, что жить можно ещё где­то, кроме моей, политой потом земли. Каждое деревце, растущее здесь, свой уголок в моём сердце имеет.

Нет, он не был человеком сентиментальным, скорее наоборот, приземлённым, чуждым грандиозных планов. Просто очень любил свою родную землю, свой дом, озеро перед ним, родных и близких.

— Так вот, — продолжил свой рассказ Иващенко Дмитрий Трофимович, — не успел я ещё и осознать всей тяжести случившегося, как на второй день наш полк принял первый бой. Он был для меня самым трудным. Одно дело боевые учения, и совсем другое, когда всё вокруг падает, горит, гудит земля, кто­то корчится в предсмертной агонии, кто­то зовёт на помощь…. Я впервые столкнулся со смертью своих товарищей…. Сказав это, бывалый солдат надолго замолчал.

— Ведь убийство человека, — подчёркивал старый солдат, — убийство любого человека всегда было аморально с нравственной точки зрения. Привыкнуть к этому невозможно, разве что чувство безысходности столкновения со смертью немного притупляется: если горевать и убиваться из­за каждой смерти на войне, то и воевать некогда.

Дмитрий Трофимович как­то нелепо улыбается после таких слов — это скорбная улыбка незабытой войны, улыбка нервная, а потому такая необычная.

— Однако, — продолжал вспоминать Иващенко, — после первого боя чувство оглушённости и неуверенности прошло. А тут ещё комбат стращает… «Хлопцы, мужики, держаться надо до последнего патрона, иначе генерал нас всех на ноль умножит…», пугал значит… только что ж пугать­то нас? Всю силу воли вкладывали бойцы в выполнение конкретного задания. В первом бою мы выпустили из своего орудия 92 снаряда беглым огнём, ствол так накалился, что на нём краска облупилась. Врага к Мурманску мы не подпустили. В этом бою у небольшой горной речки Западная Лица противник потерял несколько тысяч своих бойцов, мы тоже недосчитались многих своих товарищей. «Долиной смерти» прозвали солдаты это место. Человек достигает зрелости только тогда, — с видом философа отмечал Дмитрий Иващенко, — когда начинает понимать, что жизнь даётся всего лишь раз, второй попытки не будет. На войне это видно воочию. И ещё вот, что хочу я сказать: люблю фильмы о войне, вернее, люблю не совсем верное слово. Я всегда, когда их смотрю, прямо физически ощущаю боль потерь, меня всегда замораживает сила, вдохновляющая народ на подвиг. До боли в сердце ранит гибель солдат, тем более невинных детей, стариков и женщин. Только в кино войну показывают слишком уж профессионально, с какими­то красивыми ракурсами, как правило, говорят, используя бравурную риторику… Даже лучшие фильмы о войне — это всё­таки взгляд чужими глазами — глазами автора. На самом же деле всё гораздо проще, обыденнее, а потому и значительно страшнее. Войну, по­моему, очень трудно представить, если сам не пережил этого ужаса. Со мной, думаю, случилось то, что не должно было случиться в принципе: я остался жить…. После войны столько лет минуло, а я до сих пор не могу понять, как это случилось… Просто повезло, наверное. Израненный, но я пришёл к родному порогу. Ладно, — говорил в таких случаях Дмитрий Трофимович, — что­то я сильно рассиропился, отклонился от твоих вопросов, Коля. Да… немцы предпринимали много попыток овладеть Мурманском, но все они окончились провалом. Фашисты сбрасывали листовки, бомбили город, но ближе чем на 30 километров к нему так и не смогли подобраться. Мурманский морской порт действовал безостановочно, думаю, не надо объяснять, что это значило для нашей Победы. И это было главным следствием наших солдатских усилий на Кольском полуострове.

Три года воевал Иващенко на Карельском фронте, дважды был ранен. Как наиболее сообразительного, отважного, с тактическими задатками бойца командование фронта направило Дмитрия Трофимовича на учёбу в артиллерийское училище. Однако война и тут внесла свои коррективы. Пока он добирался до места учёбы, автобусов ведь не было, набор в артшколу был закончен. Тогда из таких вот опоздавших была сформирована батарея. Таким образом Иващенко оказался на Орловско­Курской дуге, в самом пекле решающего танкового сражения Великой Отечественной войны. Под Прохоровкой солдат был тяжело ранен. Перед боем коммунисты приняли Иващенко в свои ряды, и только что полученный партийный билет был пробит осколком, который прошёл всего в нескольких сантиметрах от сердца.

И опять приходится делать небольшое отступление. Дмитрий Трофимович всю жизнь придерживался принципов, на которых зиждилось наше государство, общество. Что бы он сказал сейчас, когда принципы коммунизма преданы забвению, а сами коммунисты едва ли не проклятию? Ведь была известна его идейная прочность. И слово коммунист он воспринимал с гордостью. Жаль…, но этого мы уже не узнаем никогда….

После лечения в госпитале Дмитрий Трофимович участвовал в Корсунь­Шевченковской войсковой операции, где в очередной раз был ранен. Опять госпиталь… и снова фронт… Опытный солдат освобождал Молдавию, воевал в Югославии. В Венгрии после окончания краткосрочных военных курсов ему было присвоено звание лейтенанта. За участие в боях по освобождению Будапешта лейтенанта Иващенко наградили орденом Отечественной войны
I степени. Это была большая радость для солдата, зримое подтверждение его смелости и отваги. Но здесь же, на земле Венгрии, ему пришлось испытать и самое большое потрясение в его военной судьбе.

— Наши войска освободили Будапешт, — продолжил свои воспоминания лейтенант. — Далее мы двинулись на хорошо укреплённый немцами город Секешфехервар. Этот город несколько раз переходил из рук в руки. Танковые соединения фрицев на этом участке европейского фронта не раз пытались сделать прорыв. Немцы оказывали упорное сопротивление. После окончательного освобождения города Секешфехервар я попал на территорию советского госпиталя, командование поспешило организовать его там после первого удачного сражения. Советские солдаты, которые находились там на излечении, попали в руки фашистов. Бог ты мой! — восклицал всегда Дмитрий Иващенко, когда рассказывал об этой странице своей военной биографии, — что там произошло после захвата лазарета немцами! Не поддаётся никакому здравому анализу. Каждого раненого солдата фашисты вынесли во двор и обварили кипятком. Этот кипяток заливали в рот беспомощным бойцам, а потом добивали из автоматов… Изуверы…патологические маньяки…. Какая жестокость! — восклицал сильно побледневший лейтенант, — это не поддаётся разумному, объективному анализу. Надо было мне протопать в своих кирзачах половину Европы, чтобы увидеть такое!

Помню, как будто это было сейчас, в моей душе распустилась такая злость, такая горячая ярость залила меня, что я бросился в бой, стрелял и уничтожал фашистов до полного своего изнеможения. И здесь судьба хранила меня, видно от того, что ярость эта была благородной. Опять необходимое отступление.

Что бы сказал Дмитрий Трофимович, когда узнал, как сейчас варварски относятся жители стран освобождённой Европы к воинским захоронениям, памятникам своих освободителей от фашистского рабства? Впрочем, как говорят в таких случаях, и к бабке не ходи, можно с уверенностью сказать, что лейтенант был бы потрясён до глубины души такой чёрной неблагодарностью. Ведь ради свободы и счастья этих людей вся Европа покрыта могильными холмиками погибших советских солдат. И погибли они за то, чтоб люди в этих странах жили свободно и радостно. Бог им судья…

Война для лейтенанта Иващенко закончилась в Австрии. Как итог — четыре ранения, шесть боевых орденов и медалей, множество осколков, которые носил в своём теле всю жизнь лейтенант, да большая душевная рана на все оставшиеся дни его судьбы.

— О чём мечтает солдат на фронте? — размышлял в своё время Дмитрий Трофимович. — Победить! Победить любой ценой и по возможности вернуться живым домой. За Победу пришлось платить огромную цену. Я своими руками похоронил друзей­лейтенантов Ивана Дубину и Ивана Ескевича. Добрые, смелые были хлопцы, только что тут поделаешь… война, — сетовал Иващенко.

— Прав был Константин Симонов, когда писал в своей книге «Живые и мёртвые», что лейтенантская жизнь в дни наступления была недолгой, в среднем от ввода в бой и до ранения или смерти девять суток на брата… Но ничто остановить нас не смогло, — подчёркивал Дмитрий Трофимович. — Всю войну каждый из нас думал о семье, о друзьях, о родном селе. Кто­то о своём оставленном станке, о плуге, но все вместе — о мирном времени, ради которого и сложили свои головы миллионы солдат на алтарь Победы. Святость нашего воинского дела, — вздыхал при этих словах офицер, — это память о подвигах наших далёких предков и погибших солдат в Великую Отечественную войну. Эта память и делает людей народом, а землю государством. Пусть последующие поколения не знают войны, но пусть всегда будут готовы к тому, что мирную жизнь надо защищать. Прошлое вечно, от него нельзя отказаться в угоду кому­то или чему­то. Даже время, этот испытанный целитель, не может сгладить на сердце зарубок, сделанный самой суровой из войн.

— Моя жена, — несмело улыбался при этих словах Дмитрий Трофимович, — не раз упрекала меня в том, что, поди, все уже знают, как я воевал, только ведь не обо мне речь тут. Я воевал, как и сотни тысяч других. Боюсь только одного: чтобы люди, особенно подрастающее поколение, не забыли даже самой малости величайшей трагедии по имени Великая Отечественная война, чтобы никто не мог отнять у народа о ней память. Поскольку она самое непобедимое оружие. Пока мы будем помнить, какой ценой завоёвано счастье, победить нас не сможет никто. В этих словах великая сила, и великая правда жизни. Поэтому снова и снова тянет душу перепахать пашню пережитой войны. Вот так­то, уважаемые…

После войны боевой офицер вернулся домой, женился, работал на родном поле. Благо работы никакой он не боялся, всегда трудился в полную силу.

К боевым наградам прибавились и трудовые: орден трудового Красного Знамени бывалый воин получил, когда возглавлял четвёртую бригаду колхоза «Путь к коммунизму». Получил он орден за самый высокий урожай картофеля среди хозяйств Климовского района.

Дмитрий Иващенко вырастил со своей женой Александрой Григорьевной троих детей: двоих красавиц­дочерей и сына. Дочери Мария и Зинаида переехали жить на Украину. Зины, к огромному сожалению, уже нет в живых. Сын Николай Дмитриевич управляет аптекой в городе Фастов, что в Киевской области.

Боевой офицер выстроил на посёлке Великий Гай крепкий, большой дом, как и мечтал во время передышки между боями. Он чувствовал душой, что век родного посёлка Великий Гай на исходе, что он окажется не долгим. Однако по­другому поступить отважный воин не мог, слишком он любил эту землю. Так и получилось, как он предполагал: сейчас в посёлке проживают всего несколько человек, а улица, на которой стоит дом Иващенко, потихоньку зарастает лесом. И только крепкий дом, который пережил своих хозяев, никак не поддаётся времени. Сиротливо смотрят на мир разбитые окна, как бы упрекая людей в непостоянстве своих привычек и вкусов.

Я любил бывать в этом доме. В нём на стенах было множество фотографий в рамках. Они напоминали о том, что было главным в жизни хозяев, что составляло лучшую часть их жизни. Фото — светлые отрывки прожитой жизни — ещё долго хранили память о хозяевах, о той жизни, которая протекала на посёлке Великий Гай.

И отступление последнее, печальное.

Человек часто умирает тихо и печально, гаснет, как свеча. Так медленно и неумолимо успокоилась мятежная душа большого патриота Климовской земли Дмитрия Иващенко. Она отлетела в небеса, чтобы среди вечного сияния звёзд обрести покой и бессмертие.

Да… именно так. Но жизнь, ради которой сложили головы миллионы людей, продолжается….

Военная судьба лейтенанта Иващенко всего лишь один из эпизодов великой драмы под названием Великая Отечественная война.

Николай Гордеенко, член Союза журналистов России